Ачимез Исаев медленно ходит по площади трех вокзалов. Настроение у него поганое - он здесь с 8 утра, а сейчас уже половина первого. Видимо, сегодня никто работу не предложит. Утром на площади собралась чуть ли не сотня его коллег-гастарбайтеров. Большинство к обеду обрели работодателей и разъехались кто на квартиру, кто на дачу, кто на крупную стройку. Первым делом всегда разбирают молдаван, белорусов и украинцев. Потом молодых и сильных из оставшихся. А Ачимез худощавый, немного сгорбленный, обросший и плюс (а точнее, минус) ко всему - не особо общительный 36-летний таджик.

В три часа таджик несолоно хлебавши побредет к какому-нибудь вокзалу. Там он переночует, а завтра опять на площадь, авось повезет. И так уже почти четыре года. На жизнь Ачимез не жалуется. В Москве он в месяц зарабатывает в среднем $500–600. В родном Гарме при всем старании вышло бы в 10 раз меньше. А там жена, две дочери и мать, и все ждут его переводов. Это в Москве он чуть ли не бомж, а на родине - уважаемый человек. Его семейство сейчас достраивает собственный дом, а без его московской «зарплаты» они бы еле сводили концы с концами. Похожая история - у миллионов других иностранцев.

В этом году, по данным Федеральной миграционной службы, Россия вышла на первое место в Европе по числу трудовых мигрантов. По приблизительным подсчетам ФМС, у нас их уже более 10 млн человек, 2 млн - только в столице. По данным Международной организации труда, в России представлены работники каждого четвертого домохозяйства Грузии и каждого третьего - Молдавии и Таджикистана. И главное, за какие-то пару лет сменился качественный состав приезжих - это все чаще люди, не знающие русского языка и традиций.

Либеральные демографы и националисты в один голос воскликнули: ну мы же предупреждали! Первые указывают на то, что наметившийся дефицит рабочей силы, как и предсказывает теория, может быть восполнен только мигрантами. И к их приезду нужно было готовиться, разрабатывая программы адаптации. А иначе - обезлюдение, кризис и даже потеря целостности.

Националисты, проведшие в субботу свой традиционный «Русский марш» в крупнейших городах страны, отвечают: аргументы демографов надуманны, а адаптация, имеющая целью переделать иностранцев в русских, - бред. По их мнению, кризис стране грозит, наоборот, как раз из-за того, что «русским скоро негде будет работать», а потеря целостности - потому, что титульная нация вот-вот превратится в нацменьшинство.

У властей тем временем случилось раздвоение. Сторонники активного привлечения в страну иностранной рабочей силы получили программный документ: в середине октября президент подписал концепцию демографического развития России до 2025 г., а в ней черным по белому прописано: без мигрантов никак. Авторы концепции подсчитали, что если ничего не менять, то к 2025 г. страна не досчитается 20 млн граждан.

Сторонники жесткого ограничения миграции тоже получили положительный сигнал от власти - например, запрет приезжим торговать на рынках. И еще более недвусмысленный - «русские марши» впервые были разрешены в полном объеме.

Шествия разрешили и в Москве, и в Петербурге. За три дня до марша члены оргкомитета собрались за круглым столом и рассказывали о своей «близости» с властью: мол, год назад после демонстрации их задерживали, а теперь бойцы Славянского союза (СС) собрались вместе с милицией наблюдать за порядком. Лидер СС Дмитрий Демушкин даже вспомнил, как омоновцы аплодировали им во время пикета против присвоения одной из московских улиц имени покойного чеченского президента Ахмата Кадырова. «В руководстве милиции, слава богу, еще достаточно много русских людей. Настанет день, когда мы вместе выйдем. Когда вся Москва будет выходить на “Русский марш”», - размечтался сопредседатель Народно-державной партии Александр Севастьянов. «Вся русская Москва», - поправили его остальные.

Надежды националистов не беспочвенны: по данным Левада-центра, 67% россиян считают, что их город или район вполне может обойтись без приезжих: в прошлом году таких было только 52%. Всего 5 лет назад - в 2002 г. - ограничить въезд в страну предлагали 45% россиян, тогда как 44% выступали за снятие всех барьеров для мигрантов.

Самих мигрантов все эти споры абсолютно не волнуют, а презрение россиян и выступления националистов не пугают. Они ехали, едут и «понаедут» еще больше - вне зависимости от того, как часто их бьют, как долго им приходится добиваться официальных бумаг или как много нужно платить милиции за отсутствие таковых.

НЕЛАСКОВЫЙ РАЙ

Как показало исследование, проведенное в 2006 г. Институтом социально-экономических проблем народонаселения РАН (ИСЭПН), несмотря на все трудности, более 60% опрошенных гастарбайтеров намерены вернуться на заработки, и практически все они отметили, что посоветуют сделать то же самое и своим друзьям.

«Остановить стихийные миграционные потоки практически невозможно», - констатирует Татьяна Федорова, ведущий научный сотрудник ИСЭПНа. Все бюрократические ограничения и акции националистов привели вовсе не к сокращению миграции, а к ухудшению ее качественного состава. Риски для мигрантов повысились. Желающие приехать должны быть уверены, что разница в доходах на родине и на чужбине эти риски покроет. А потому в Россию все чаще едут самые бедные.

Нынешняя волна мигрантов - пришедшая в начале 2000 г. на смену «возвращению» русских и русскоговорящих - сплошь из титульного населения стран СНГ. По словам Дмитрия Полетаева, автора исследования «Адаптация мигрантов из зарубежных стран в российских городах», в начале века к нам ехали в основном украинцы, азербайджанцы, молдаване, грузины и белорусы. В последние годы усилился поток таджиков, киргизов и узбеков.

Анатолий Вишневский, директор Института демографии Высшей школы экономики, уже готов спрогнозировать, из кого будет состоять следующая волна. «Сегодня на миллиард жителей таких стран, как наша, приходится более 5,5 млрд жителей бедных перенаселенных стран. Демографическое давление со стороны развивающегося мира будет только нарастать», - предупреждает ученый. То есть в ближайшее время мы можем ожидать наплыва гастарбайтеров из Китая, Индии и Африки.

Раз уж нельзя остановить этот поток, надо заставить его работать на благо страны. «Мигранты - это одновременно и шанс, и риск, - говорит Вишневский. - Они могут смягчить кадровый дефицит и помочь нам удержать свои территории. Но если мы не научимся их интегрировать и “перерабатывать” в российских граждан, то не избежать социального взрыва».

«К нам должны приезжать люди, желающие стать полноценными членами этого общества, а не рассматривающие Россию просто как источник сезонного заработка», - предлагает простой рецепт для основы интеграции Федорова из ИСЭПН.

Между тем нынешние приезжие поддаются «переработке» весьма плохо. По данным Центра этнополитических и региональных исследований, до 70% мигрантов из СНГ приезжают в Россию на срок от 5 до 9 месяцев; дольше задерживаются обычно только азербайджанцы и грузины - предприниматели. Вопреки мнению националистов, очень малая часть перевозит семьи - риски от такого шага увеличиваются, а прибыль уменьшается.

Россияне уверены, что сами мигранты - все сплошь временщики и захватчики по своей натуре. По данным новейшего исследования правительства Москвы, каждый второй москвич свое негативное отношение к приезжим именно так и объясняет - «они не хотят быть, как мы».

Опросы среди самих мигрантов дают прямо противоположные результаты. По словам Галины Витковской из Международной организации по миграции, большая часть готова интегрироваться, а 40% гастарбайтеров и вовсе мечтают о российском гражданстве.

«Не будет между коренными жителями и мигрантами полного взаимопонимания, если вторые не будут пытаться вести себя, как принято в данном обществе», - уверен Алексей Александров, председатель столичного комитета межрегиональных связей и национальной политики. К неприемлемым формам поведения чиновник относит, например, буйную реакцию на москвичек с пирсингом и оголенным животом, приготовление шашлыка «прямо около подъезда», лузгание семечек в метро.

Чтобы облегчить гостям столицы понимание того, какого поведения от них ожидают хозяева, планируется разработать некий «Кодекс москвича» с четкими правилами: что можно делать, а чего не надо ни в коем случае.

33-летний киргиз Баяман, который с 2002-го каждое лето приезжает в Москву торговать арбузами, с удовольствием бы кодекс прочел, если бы умел. В середине 90-х Баяман окончил Бишкекский медицинский институт, пару лет работал врачом-травматологом, а потом позавидовал соседям, которые за непыльное «купи-продай» получают в разы больше денег. В том, что торговать надо именно в России, Баяман не сомневался ни секунды - легенды о московской «золотой жиле» давно ходят по Киргизии. И теперь о своем выборе не жалеет: «Здесь рай!»

Рай для Баямана - это светлые большие шумные улицы, красивые, ярко одетые люди, множество дорогих машин и возможности, которых нет в Бишкеке. Среди московских знакомых Баямана - сплошь киргизы да несколько таджиков, тоже «арбузники». По его словам, все они очень хотят остаться в России, перевезти сюда семьи и «жить как люди». Но получается не у всех - на самом деле, подумав, говорит он, почти ни у кого. Один его друг год назад привез молодую жену, она устроилась на рынок продавщицей. Через три месяца забеременела и не смогла больше работать, денег стало не хватать. «Ну он подумал-подумал и сказал ей обратно ехать, - рассказывает Баяман. - Дома всё дешевле, мать помогать будет, и ему проблемы нет». Таких историй много, детей тут не может себе позволить почти никто, уверен Баяман, но сам он собирается их завести - когда останется в Москве навсегда.

Это теперь главная и единственная цель молодого киргиза. Баяман всё делает по закону, боится ошибиться в любой мелочи, чтобы потом не вышло боком. Нелегалом он быть не хочет - да, это дешевле и проще, но как потом «стать русским»?

По вечерам, после того как его палаточка закрывается, Баяман идет гулять по городу: «Другие боятся, что побьют, а я не боюсь. Я хожу и смотрю, какие люди, чтобы делать, как они». Баямана били три раза, один раз «очень сильно», два других «только по лицу ногами». Чтобы не попадать больше в «опасные ситуации», Баяман с друзьями разработали стратегию: в спальных районах, где, по их наблюдениям, чаще всего орудуют скины, по одному не ходить: «Когда много - им страшно, а нам нет!» Так что гулять и «знакомиться с Москвой» Баяман ходит в центр - доезжает до любой станции Кольцевой линии метро, выходит на улицу и просто слоняется вдоль дороги. «Магазины смотрю, люди смотрю, слушаю, о чем говорят, - делится он. - Сам никогда ни с кем не говорю, плохо говорю потому что». Баяман очень хочет попасть в зоопарк; кто-то ему рассказал, что там живет настоящий кит.

«Я же говорю, у вас тут рай!» - смеется он, вспомнив о ките. Правда, перед тем как идти в зоопарк, Баяман должен купить джинсы - «все в них ходят, хочу, чтоб как все, чтоб пальцем не тыкали». В этом году Баяман ни разу не присел на корточки у прилавка и почти не разговаривал на киргизском при покупателях. «У меня есть традиции, но они для дома, - вдруг, помрачнев, говорит он. - Когда я на улице, среди русских, я не хочу быть не такими, как они».

ШАНС НА ИЗОЛЯЦИЮ

Трогательная история Баямана, возжелавшего стать русским, в самой России мало кого может убедить. Сами термины «интеграция» и «адаптация» крайне раздражают националистов - они полагают, что это химера, призванная оправдать неспособность властей бороться с потоком приезжих. И в меру сил борются с ними сами.

«Уровень негостеприимства россиян заметно возрос в последние годы», - говорит Эмиль Паин, гендиректор Центра этнополитических и региональных исследований (ЦЭПРИ). По словам Паина, в отличие от Западной Европы, где проблемы мигрантов чаще связаны со слабой готовностью к адаптации самих мигрантов, в России проблема противоположная: это россияне (как простые граждане, так и власть имущие) не готовы «интегрировать» приезжих.

«Так у нас ничего не получится, - вздыхает демограф Анатолий Вишневский. - Из-за враждебности общества и вытекающего отсюда чувства неполноценности и незащищенности у мигрантов появляется этническая и конфессиональная солидарность. Добавьте к этому языковой барьер. Получается изоляция».

Именно так - в изоляции - ощущает себя 38-летняя таджичка Гульнара Улимова. Она метет столичные дворы 16 часов в сутки. С 5 до 9 утра - в районе метро «Киевская», потом пару часов наводит порядок на 23 сотках частного дома на Рублевке и к 7 возвращается к своим пятиэтажкам, рядом с которыми за время ее отсутствия «и собаки успели нагадить, и мусора всякого набросать».

Вот уже три года Гульнара работает каждый день; выходные ей положены, да только в эти дни она отправляется на подработку в соседние районы Москвы. От ЖЭКа Гульнара получает около 5000 руб., от частных заказчиков - приблизительно 8000. На себя Гульнара тратит около 3000 руб. - на общежитие и хлеб с маслом. Остальное отсылает в Сарбанд, небольшой город на востоке Таджикистана, где живут ее мать и трое детей.

Когда три года назад Гульнара уезжала в Москву, она была уверена, что очень быстро перевезет в российскую столицу семью. Но куда быстрее она поняла, что делать этого нельзя. «Москва - такой город, в котором могут жить только русские, - уверена Гульнара. - Мы тут не живем, выживаем. И мы всегда будем тут вторым сортом».

Но несмотря на это, в Москву таджики все равно будут ехать, уверена Гульнара - просто потому, что здесь деньги, а ради них можно терпеть очень многое. «Вы думаете, это глупо: нас бьют, убивают, обижают, ненавидят, а мы все едем? - спрашивает Гульнара. - Вы бы так не думали, если бы жили в Сарбанде. Здесь у меня есть шанс заработать на жизнь, там у меня и шанса нет!»

Гульнара знает русский неплохо - отец еще в советские годы заставлял хорошо учить, чтобы поступить в университет в Москве. Но вот дети Гульнары да и ее соседи в родном Сарбанде русского не знают вовсе. Многие, рассказывает Гульнара, по приезду в Москву пытались ходить на занятия, но бросали - слишком много времени на это требуется, а время - деньги.

Из ее знакомых - а только у них в общежитии живут 28 человек из Сарбанда - лишь одной девушке удалось посетить почти 10 занятий. Теперь та умеет правильно «произносить когда чего-то не один, а много» и «знает, как зовут ваших мэров и президентов». Изначально русский хотели выучить все 28 сарбандцев.

Я РУССКИЙ БЫ ВЫУЧИЛ

Устранение языкового барьера считается самой простой ступенью адаптации. Раньше в России и проблемы-то такой не было, но теперь в страну все чаще приезжают молодые жители стран СНГ, родившиеся незадолго до или уже после распада СССР, а потому не учившие русский в школе.

В обычных столичных школах обучаются более 30 000 приезжих. «Это в основном дети трудовых мигрантов со слабым знанием или незнанием русского. Они ничего не знают о стране и городе, в который приехали, не владеют основами культуры, традиций и норм поведения в быту», - объясняет Наталья Ваганова, главный специалист столичного отдела кадетских, этнокультурных и негосударственных образовательных учреждений. Такие школьники раздражают учителей и одноклассников не меньше, чем их родители - взрослых москвичей.

Несколько сотен детей гастарбайтеров с 2006 г. получили возможность подтянуть язык и «быт» в 11 окружных «Школах русского языка» - экспериментальных классах на базе обычных школ. Тремя годами раньше такой класс появился в школе №653 на юге Москвы. Здесь уже успешно «русифицировали» несколько десятков юных азербайджанцев, таджиков и китайцев.

«Проект запускался как экспериментальный, но эффект превзошел наши ожидания, - радуется завуч школы Ирина Буданова. - После года обучения и социальной адаптации ребята переводятся в обычные классы; число конфликтов значительно уменьшилось, облегчилась работа педагогов, а сами иностранцы стали более открытыми».

Классы маленькие, по 9–10 человек. Больше учителю «не осилить». Уровень знания языка самый разный и зависит отчасти от того, на каком языке ребенок говорит в свободное время. У Тхао и Джункая из Вьетнама плохо с произношением. Вместо «четверг» Тхао говорит «че-тэ», Джункай никак не справится с «мащиной». «Школа-она-твой, - Тамерлан из Азербайджана пытается освоить местоимения. - Ой, нет! Она - мой. Нет, моя!» Ань из Китая бодро щебечет про «халедный ветер и серое нёбо», а Атифа из Афганистана без запинки пересказывает сложные четверостишия. У Атифы много русских друзей.

Школ русского языка для взрослых мигрантов в России менее десяти. Одна из таких недавно открылась в Пермском крае. Наиболее заинтересованными оказались те же таджики - в пилотную группу их записалось сразу 50 человек в возрасте от 15 до 45 лет. Первый выпуск «учеников» состоялся 2 ноября. «Мы не можем гарантировать высокое качество знаний, это связано с разным уровнем подготовки слушателей, - говорит координатор Екатерина Баталина-Корнева. - Но первыми результатами мы довольны».

Правда, были и казусы, признается она. «Поначалу “ученики” часто обращались к преподавателю “Эй, ты, женщина!” - вспоминает координатор. - А она, между прочим, уважаемый человек - доцент Пермского госпедуниверситета и Пермского госинститута искусства и культуры!»

ХВАТАТЬ ИЛИ НЕ ПУЩАТЬ

Демограф Анатолий Вишневский считает, что языку, при достаточном финансировании, можно обучить всех. Сложнее с культурой: зачастую мигранты нового поколения - это вчерашние крестьяне. «Они, может быть, впервые в жизни сталкиваются с бюрократией, законом и правоохранительными органами; без помощи им очень сложно», - говорит демограф.

Понятно, что не о таких мигрантах говорят ученые и чиновники, когда призывают привлекать иностранную рабочую силу, предупреждая будущий демографический и экономический кризис.

Собственно, никто точно не знает, какие - и сколько - мигранты нам нужны. Правильного ответа просто не существует, полагает Эмиль Паин из Центра этнополитических и региональных исследований. И не только в России - ни одна из развитых стран на самом деле не подготовлена к такому нашествию мигрантов. «Нет сегодня идеальной модели общежития, - говорит он. - Ассимиляция, мультикультурализм, плавильный котел… все эти модели уже устарели и грешат недостатками».

У нас вообще до недавних пор руководствовались идеальными концепциями. Политики говорили все больше о том, как будет прекрасно привлечь в страну всех русскоязычных «соотечественников», якобы жаждущих вернуться на Родину предков. И желательно, чтобы они были с дефицитной профессией да еще в репродуктивном возрасте. Но и после принятия программы возвращения соотечественников очередей на границе не наблюдалось. Стало уже совершенно ясно, что желающих вернуться совсем немного.

На другом полюсе - московские власти, известные своей практичностью. Столичный рецепт прост: жесткое квотирование мигрантов и возврат к старому доброму разрешительному порядку их регистрации вместо нынешнего уведомительного.

Есть и отчаянные головы, предлагающие отдаться на волю стихии. Ректор Российской экономической школы (РЭШ) Сергей Гуриев - один из немногих, кто предлагает вовсе не ограничивать миграцию количественно: мол, это только ведет к росту коррупции и числа нелегалов.

По его расчетам, снятие барьеров даст отличный результат: при безлимитном въезде население страны с 2020 г. начнет расти, и к 2026-му будет уже на 10,4 млн человек больше, чем сейчас. Правда, каждый пятый «россиянин» будет мигрантом. Выходцев из Узбекистана станет в 52 раза больше - около 6 млн человек; украинцев - в 1,5 (4,3 млн), а казахи «разрастутся» до 5 млн.

А как у них

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ИЛИ ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Проблема мигрантов совсем не новая и вовсе не только российская

США

«Плавильный котел» США успешно работал несколько веков, превращая переселенцев со всех концов света в англоязычных американских граждан. При этом политика «многокультурности» помогала «новым американцам» жить в своих религиозных общинах, хранить верность национальным традициям, создавать политическое лобби и даже мощные банды – вспомнить хотя бы итальянских мафиози. Но в последние десятилетия выяснилось, что котел может переплавить не всех: так появились квоты, а вместе с ними и нелегалы. В отличие от китайцев или корейцев, которые интегрируются в американское общество относительно безболезненно и быстро, мексиканцы, например, не спешат учить английский язык и усваивать ценности. Это слишком даже для страны, проповедующей «многокультурность». Дошло до того, что на границе с Мексикой сейчас пытаются построить стену, которая бы останавливала бесчисленных нелегалов.

ГЕРМАНИЯ

Германия занимает третье место в мире по въезжающим на ПМЖ и первое – по легальной рабочей миграции. После 1994 г., когда Берлин отменил запрет на работу для жителей из стран, не входящих в ЕС, сюда потянулись и нелегальные иммигранты, и многочисленные «беженцы», которых привлекают устойчивые социальные гарантии. В 1991 г. безусловным правом на иммиграцию наделили этнических немцев и евреев, живущих в странах бывшего соцлагеря. Главное ограничение для всех – «принудительное расселение», способ избежать создания гетто в крупных городах. Но полностью избежать этого не удалось просто потому, что мигрантов слишком много: сейчас уже каждый 10-й житель Германии – иностранец.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

После 1948 г., когда Соединенное Королевство объявило, что британское подданство могут получить все желающие из числа жителей бывших колоний, на остров потянулись индусы и пакистанцы. Ближе к концу века в Англию массово поехали африканцы и азиаты. Толерантное английское общество принимает приезжих относительно спокойно, и мигранты достаточно быстро интегрируются. Власти руководствуются исключительно экономической целесообразностью; например, в 2007 г. был ограничен приток из новых стран – членов ЕС (Румынии и Болгарии): неквалифицированной рабочей силы было и так слишком много. Несколько лет назад для иммигрантов были введены обязательные тесты на знание английского языка и истории Великобритании.

ФРАНЦИЯ

Миграционная стратегия Франции, первой из стран Европы столкнувшейся с депопуляцией, основывалась на «детской интеграции»: дети переселенцев включались в структуру общества со школы, а вопрос этнической самоидентификации оставался в сфере их частной жизни. Эта политика была эффективна для иммигрантов первой половины XX в. – итальянцев, поляков, русских, испанцев, аргентинцев. Но начиная с 60-х годов в страну потянулись семьи выходцев из бывших арабских и африканских колоний. Они создали на окраинах крупных городов национальные «гетто» и фактически отказываются интегрироваться во французское общество, довольствуясь небольшими пособиями по безработице. В ответ правительство взяло курс на насильственную интеграцию. Например, был введен запрет на ношение религиозных символов в школах. А после погромов в Париже, устроенных молодыми арабами, власти задумались о резком ужесточении миграционного законодательства.

КАНАДА, АВСТРАЛИЯ, НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ

Долгое время власти этих стран делили иммигрантов на три группы: желательные – из Великобритании и Северной Европы, приемлемые – из Южной и Восточной Европы и неприемлемые – из Азии или Африки. Но в 60-х годах от такой системы пришлось отказаться из-за большого «человеческого дефицита». В Австралии многонациональный уклад вообще был объявлен государственной политикой, а способность к адаптации претендентов в обществе оценивалась лишь по степени знания языка и наличию в стране родственников. Два года назад так называемая пляжная война под Сиднеем – массовые драки между англосаксами и выходцами из арабских стран – показала, что и на краю света возможно столкновение культур.

 обсудить на форуме